#в_этот_день
Богоненавистник (к ленинской годовщине)
Автор: Кирилл Александров
22 апреля исполнилось 150 лет со дня рождения потомственного дворянина Симбирской губернии Владимира Ильича Ульянова, посвятившего свою жизнь созданию нового, социалистического государства на месте тысячелетней России. Затем он стал объектом языческого поклонения миллионов людей. Ученики и соратники расчетливо выставили мертвое тело своего вождя и учителя на всеобщее обозрение. Посмертно Ленин превратился в сакральный символ антихристианского религиозного культа, в форме которого большевизм явил себя русскому народу в 1917 году. И тело, и дело Ленина до сих пор привлекают к себе десятки тысяч людей. Далеко не все из них коммунисты. Еще более актуальным остается вопрос о том, почему лидер большевиков начал социалистический эксперимент именно в России — стране, наименее подходившей для пролетарской революции по меркам классического марксизма.
На русской исторической сцене Ульянов оказался не просто энергичным политиком, но человеком совершенно одержимым. Им владела бакунинская мистика разрушения. Процесс достижения самопоставленной цели, при всей ее очевидной ложности или утопичности, для вождя пролетарской революции превращался в самую совершенную форму жизнедеятельности. Победа в политической борьбе граничила с экстазом. Такими же были Лев Троцкий, Адольф Гитлер и Фидель Кастро. Еще в юности Ленин сознательно отказался ограничивать свою волю безусловным нравственным началом. Как следствие — неразборчивость в средствах, чудовищное самообольщение и болезненная одержимость, которую на Руси издавна называли бесноватостью.
Беззастенчивость, жестокость и бессовестность Ленина в поступках воспринимались современниками как доказательства силы характера. Он упрямо подчинял себе не только завороженные солдатско-крестьянские массы, но и более развитых товарищей по ЦК.
В критические для большевизма исторические моменты Ленин как минимум трижды заставлял большевистскую партию и ее руководящие органы следовать за собой: в апреле 1917 года, навязав партии лозунг немедленной социальной революции в крестьянской стране, осенью — при обсуждении вопроса о вооруженном захвате власти, и в 1918 году — во время дискуссии о «похабном» Брестском мире.
Ленин соединил в себе внешнюю образованность российского разночинца с патологической склонностью к хулиганству в общественно-политической жизни. Конечно, он был весьма усердным, способным гимназистом и образованным гуманитарием. Но образованным, например, по сравнению с Петром Струве, весьма поверхностно.
Экстернат не дал Ленину системных знаний, и глубокого, предметного понимания сути вещей. Будущий вождь русской революции во всем стремился к упрощению, легко толковал теорию, и так же примитивно воспринимал жизненные реалии. В итоге посредственный юрист Ульянов, будучи помощником присяжного поверенного в Самаре, на избранном профессиональном поприще потерпел поражение. Не выиграл ни одного дела, и больше нигде не служил — это тоже симптоматично.
В марксизме Ульянова привлекла стройная схема общественного развития. Она казалась убедительной и неопровержимой в собственной простоте, высшим достижением прогрессивного разума. Отныне мистерию человеческих поступков заменяли железные законы беспощадной классовой борьбы. По замечанию Фёдора Степуна, в живой человеческой истории, в отличие от писанной, пустяки играли громадную роль. Теперь «пустякам» пришел конец.
Потребная каждому революционеру ненависть рождалась из поверхностных знаний и профессиональной несостоятельности, страстности и склонности к общественно-политическому хулиганству, но, в первую очередь — из неприятия окружавшей Владимира Ильича жизни во всей ее сложности и многообразии.
Ленин ненавидел Россию. Она казалась ему отсталой, непонятной, излишне сложной страной, в которой жили очень разные люди, часто совестливые, рефлексирующие, склонные к созерцанию и к переживанию. В глазах создателя органов ЧК Обломовы олицетворяли русскую пошлость, Штольцы — хищный капитализм, Тушины — тупую рабскую службу. Ни милосердие, ни сострадание не имели практической целесообразности. Идеал классового борца-ниспровергателя навсегда воплотился в образе Сергея Нечаева, отчеканившего в своем Символе веры: «Нравственно все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему».
В этой связи, как правило, возникает старый вопрос о немецком финансовом следе в политической деятельности ленинцев в 1917 году. Слова Нечаева, казалось бы, исключают сомнения по поводу вероятности такой поддержки. Но финансировала ли на самом деле Германия большевиков накануне Октябрьского переворота? Ожесточенные споры об этом не утихают по сей день. Приведем здесь лишь два малоизвестных факта. В знаменитом Архиве Гуверовского института Стэнфордского университета автор этих строк нашел рукописную телеграмму 13/Б № 147, которую русский военный агент в Дании генерал-майор Сергей Потоцкий, основываясь на донесениях агентуры, 2 мая 1917 года направил из Копенгагена в Петроград, в Главное управление Генерального штаба, и в штаб Западного фронта:
«Установлено: в настоящее время почти во всех городах Германии, Австро-Венгрии не хватает хлеба, мяса, картофеля, муки, вообще съестных продуктов. Повсюду продовольственный кризис и всеобщее неудовольствие народных масс. Германское правительство, желая вывести Германию из тяжелого положения, во что бы то ни стало хочет заключить мир с Россией. С этой целью высылает социал-демократов из нейтральных стран в Россию, платя большие деньги».
В Австрийском государственном архиве в Вене хранится телеграмма резидента австро-венгерской военной разведки в Дании, отправленная 20 сентября 1917 года из Копенгагена в Баден, где находилась Ставка Австро-Венгерской армии. Резидент доложил о приезде в Копенгаген ленинского эмиссара с письмом, в котором сообщалось о подготовке к захвату власти в течение ближайших шести — восьми недель. Затем, якобы, лидер большевиков обещал установление мира. Однако представлять Ленина в качестве заурядного агента влияния Берлина или Вены совершенно неверно. На определенном этапе, скорее Ульянов использовал немцев и австрийцев в целях мировой социальной революции.
России Ленин не знал. Проживая с 1900 года в эмиграции, за исключением короткого периода в 1905 году, он не видел и не чувствовал, насколько серьезно и качественно изменилась страна за время столыпинской модернизации. После Октябрьского переворота Ульянов будет с упоением и яростью уничтожать русскую судебную систему, укоренившуюся в пореформенный период, законодательство, земские органы самоуправления, банки и кооперативы, промышленность и профсоюзы, институты частной собственности и свободной торговли, свободную печать, армию и ее офицерский корпус, общественные организации, среднюю и высшую школу, Церковь... Россию как цивилизацию в целом, и ее лучших представителей — на индивидуальном уровне.
Ненависть станет неотъемлемым спутником всей политической деятельности председателя Совета народных комиссаров. 12 января 1920 года в малоизвестной речи на заседании коммунистической фракции ВЦСПС он откровенно заявил: «Мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять».
Ленин ненавидел Церковь. И не только потому, что она служила «инструментом эксплуататорских классов». Ленин, по всей видимости, испытывал личную ненависть к Богу и к идее Божественного промысла в жизни человека. Широко известна цитата из ленинского письма 1913 года к Максиму Горькому: «Всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье с боженькой есть невыразимейшая мерзость, ...самая опасная мерзость, самая гнусная зараза. Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и поэтому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные „идейные“ костюмы идея боженьки».
Возненавидев Бога, Ульянов естественным образом и возненавидел человека как Творение Божье, в котором незримо присутствует Его образ. Безжалостно истребляя Россию, сознательно или бессознательно, вождь мирового пролетариата страстно пытался уничтожить Божий мир со всей его зримой и незримой красотой — сложной, непонятной и ненавистной для мировосприятия Ульянова.
Трагедией для России оказалось то, что Ульянов, по сути, стал собирательным образом ниспровергателя, обобщившим в своей разрушительной деятельности зловещий опыт предшественников. Фигура Ленина, к сожалению, оказалась приуготовлена российской исторической традицией и московского, и петербургского периода. Страстность, с которой Ленин разрушал Петербургскую Россию, напоминала страстность царя Петра Алексеевича, с которой он рушил ненавистную ему Россию Московскую.
Ленин был бесконечно далек от лучших представителей русского народа, выходцев из крестьянства или казачества, вошедших в историю, благодаря своим деловым или служебным качествам, например, от генералов Алексеева, Корнилова, Деникина... Однако Ленин предложил народу лубочно-упрощенный марксизм, по сути — новую версию замшелой сказки о молочной реке с кисельными берегами. И щедро наделил его правом на бесчестье. Закончилось все всероссийским грабежом и крушением хозяйства, физическим истреблением целых сословий, уничтожением Церкви и непонятной, «барской» культуры.
Еще по состоянию на 1 октября 1990 года в Центральном партийном архиве хранились более 3 тыс. ленинских документов, публикация которых представлялась нецелесообразной. В докладной записке от 14 декабря 1990 года директора Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Г. Смирнова на имя Заместителя Генерального секретаря ЦК КПСС В. А. Ивашко отмечалось:
«Имеются документы, содержание которых может быть истолковано как поощрение насильственных действий против суверенных государств — Индии, Кореи, Афганистана, Англии, Персии, Турции, Греции и др. (оказание помощи оружием и деньгами, помощь оружием афганским повстанцам, персидским революционерам, ассигнование на революционную деятельность в Монголии, финансирование 10 млн. рублей финским коммунистам и т. д.). <...> В некоторых документах поощряется политика террора и репрессий („тайно подготовить террор: необходимо и срочно“)».
Ленин считал основами социалистического общежития учет, распределение и контроль. В перспективе всеобщая регламентация жизни и частного поведения должны были осчастливить человечество. Но Ленин не смог сделать счастливыми даже близких ему женщин. Впрочем, не смогли этого и его близкие товарищи по партии.
Ульянов считал себя убежденным материалистом.
Однако еще при его жизни большевизм превратился в псевдорелигию — со своими соборами, жрецами, капищами, еретиками и инквизиционными органами. Иосиф Джугашвили, наиболее хитроумный и последовательный адепт Ульянова, придал ей законченные формы в 1930–1940-е годы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что тело Ленина постигла участь лжемощей.
Современное поклонение Ленину — это попрание Христа. Форма духовного заболевания и нравственной мутации.
Указывать на это мы должны постоянно и неустанно.
